Nill
ава, потом подпись


***
Dream
ава, ниже подпись


***
Арженто
пока без подписи, извиняюсь

***
Хмель l Соль
ава, ниже подпись


***
Сатурн
тоже извиняюсь за отсутствие подписи

Пес был счастлив.
  Сегодня, кажется, вторник? И уже... гм... уже столько лет прошло!
  Пес был счастлив… Вы, наверное, сотню раз проходили мимо него, не видели, не хотели видеть. Вы, наверное, и сейчас, сморщив нос, взглянете на него. Он стар, да. Его тело неуклюже, уродливо и давно не способно больше, чем на десять шагов туда, десять обратно. Давайте, я расскажу вам его историю.
Маленький рыжий пес был ужасно, отвратительно, просто безрассудно счастлив. Он никогда не кусал людей и мало видел в жизни плохих собак, любил запах газет и был, впрочем, совершенно равнодушен к кошкам.
  Да, не стоит отворачиваться, бросая жалостливый и брезгливый взгляд. Этот крошечный пес, чья рыжая шерсть свалялась, погрязнела и кое-где даже появились проплешины, слишком стар и устал для того, что бы подняться и лизнуть вашу, конечно же, хорошенько вымытую руку. Он давно уже почти не видит, слуху его повредил постоянный гул машин, ведь они рядом с ним постоянно, вот уже семь лет. Он болен. И все же… И все же он ждет, ждет своего старичка.
  Вот уже семь долгих лет это маленькое тело с храброй и преданной душой лежит на обочине N шоссе, устремив вдаль слезящиеся, грустные глаза. Он, конечно, очень продрог и живот отчаянно урчит, но он уверен – твердо уверен – что его дорогой, милый друг придет наконец.
  Он был молод, горяч. Да, такое бывает со всеми, пожалуй. А что он вытворял по детству! Однажды вытащил с дивана подушку и всю, всю истерзал. Крепко же ему досталось. Они жили и в горе, и в радости. Несмотря на скромную пенсию, старичок всегда – честно-честно – находил какие-то крохи денег, что бы раз в месяц порадовать своего любимца хорошей косточкой.
  Они были будто созданы друг для друга. Ему было восемьдесят, когда собака в подъезде родила щенят. Один-единственный – грязный и продрогший, но все-таки живой – крошечный щенок выполз из кучи коробок и запищал на весь подъезд. Ему было страшно и одиноко в мире, потому что тот сразу ощетинился на него, отняв у матери последние силы, а у его братьев и сестер – да и у него самого – шанс на жизнь. Потом были теплые сухонькие ладошки, горячее, с легкой отдышкой, дыхание, чуть хрипловатый голос. Да, они были созданы друг для друга.
  Они любили друг друга, ценили и берегли эту любовь. Они были одни во всем мире, и никто не мог, да и не хотел совсем, им помочь. Что для мира старичок с маленькой рыжей собачкой?  Просто мишени, просто лица и шаги.
   Они ехали на дачу – на крошечный участок земли, где человек с материнской заботой поливал скромные полевые цветы на аккуратной клумбе у домика с некрашеной дверью. А потом, немного отдохнув, направлялись обратно, что бы снова отдаваться простым житейским радостям. Он был болен и не мог бросать палку, но никогда – никогда, слышите, - пес не подумал об этом. Он был счастлив лизнуть его сухонькую, шершавую ладонь, был счастлив пройтись по парку, не спеша, отдыхая на лавочке. У него были маленькие, кривые лапки и смешные, смышленые глаза-бусинки.
  Однажды была весна. Это было обычно и обыденно, потому, что вот уже семь раз видел пес её, эту лукавую красавицу с ветреным характером. Но случилось нечто непредвиденное. Остановив старенькую машинку у обочины, старичок ласково погладил своими стариковскими ладошками рыжую морду, улыбнулся и, прислонившись к сиденью, закрыл глаза. Напрасно пес звал его и напрасно он клал свою маленькую мордочку ему на руку. Старик был тих.
  С тех пор прошло семь лет. Старика увезли те, чье внимание песик смог привлечь отчаянным лаем. Он понял, все понял. Но рука, теплая и ласковая, все еще чудилась ему по ночам, и кто-то просил его подождать, подождать его у дороги.
  Он лежит, положив мордочку на свои кривые, рыжие лапки и провожал глазами автомобили. Он был бы, может быть, и счастлив заглянуть хоть одним глазком в их салоны, но – поверьте мне, - он совершенно не хотел этого.
  Однажды ясным и холодным осенним утром он почувствовал странное ощущение в груди. Словно он снова стал тем юным щенком, был легок и энергичен, ему хотелось лаять и бегать. Но его отяжелевшее тело не могло себе это позволить, он только сел и удивленно уставился на уже привычные ему автомобили, которые равнодушно мелькали туда-сюда по черной твердой реке. А затем, среди гула шоссе и легкого шороха листвы, он услышал чуть шаркающие шаги и дыхание с отдышкой. Пес огляделся, но никого не увидел. Что же это? А, постойте-постойте, взгляните налево. Конечно, сегодня ужасно туманно, но все же, посмотрите, и вы увидите чей-то силуэт. Вот он идет, опираясь на трость, немного покашливает и постепенно становиться все четче и четче. И наконец, на сцене нашей маленькой жизненной пьески появляется он. Он идет навстречу к псу, он улыбается, и, можете быть уверены, совершенно счастлив. И пес тоже счастлив. Ему хорошо, и лапы больше не болят, и утро не такое холодное. И хотя туман, а он плохо видит и нос его не так уже чуток, он совершенно точно знает, кто это.
  И вот карабин привычно щелкнул у шеи и двое существ, которые были созданы друг для друга, растаяли в тумане осеннего утра.
  И вот, прежде чем занавес закроется, давайте еще раз взглянем на нашу маленькую, скромную сцену. Черный асфальт, машины, снующие туда-сюда, маленькое тельце рыжей собачки. Собачки, которая, положив мордочку на лапки, и крепко зажмурившись, по своему обыкновению, и уже, наверное, никогда не проснется. А между тем на её еще теплую шерстку опускаются маленькие холодные танцовщицы-снежинки, первые в этом году.
  Да, они снова вместе. Они всегда были и будут вместе, разве это не счастливый конец, скажите мне? Он ждал его семь лет и, когда пришел срок, тот пришел за ним, верным и когда-то счастливым.
  Пес был счастлив. И теперь всегда будет.