Солнце едва-едва поднялось над горизонтом. Пожухлая трава едва слышно потрескивала - пришедшие ночью заморозки, дышавшие близкой зимой, заморозили тонкие травинки, сделав их и ломкими и хрупкими. Из-за сырого, плотного тумана, нависшего над землей, погода была, как у нас, птиц, говорится, "не летная". Конечно, летать-то можно, но ужасно не хочется. Напротив, хочется спрятаться под крыло, замереть где-нибудь в густой кроне еще по-летнему одетых деревьев, провалиться в объятия Морфея.
Впрочем, найти какое-нибудь теплое местечко, например темный сухой чердак, было бы тоже не плохо. Там, наверное, немного пахнет пылью, и сеном. И длинные врановы тени ходят по стенам. Галки, грачи и простые серые вороны тоже любят такие места, что-что, а вкусы у всех врановых одинаковы. И, иногда, слишком вычурны по мнению окружающих. Их дело. Нам, птицам, как все равно, ну их, этих странных, земных созданий.
Я зябко поежилась, мягко шурша перьями. Темное небо - с той стороны, где еще властвовала ночь, а светлое - там, где просыпалось солнце - все оно было сейчас в моем распоряжении. Я слегка раскрыла крылья, сгибами касаясь плотных веток. Но не взлетела, только перепрыгнула на ветку повыше.
А потом еще, и еще выше. В конце концов самая верхняя веточка, тихонько прогнувшись, стала моей опорой. Влажный клочья тумана тихонько оседали на глянец крыльев. Я каркнула. Просто так, для себя. С другого конца пронизанного серебристо-серым светом, струящимся как будто не с неба, а отовсюду одновременно, отозвались сородичи. Дальние, правда - пара сорок, чьи поздние птенцы вот-вот встанут на крыло, а пока еще упорно продолжают тянуть из родителей еду. По моему мнению, их уже можно было и выгнать, вполне взрослые. Сороки, ревниво оберегавшие птенцов и косившиеся на крупную подозрительную незнакомцу, считали иначе. Но долг крови не позволял им прогнать меня из своего леса. Тем более что их птенцов я не трогала. Хотя... Один совсем хилый, как выжил неизвестно. Вот вылетит он, может, и пообедаю им. Только вот родители уже будут не причем, взрослый.
  Я отвлеклась от сорочьей пары, потому что в рощице появился гость. Некрупный енот, тащивший что-то в зубах. Я снова хрипловато каркнула, пересела на ветку соседней березки, что пониже. Полосатик-енот посмотрел на меня бусинками глаз, поворчал и уселся у корней, продолжая держать добычу в лапках. Секунда-вторая, зверь снова взял еду в лапы и деловито потрусил дальше, ледяная трава колола ему подушечки лап. Я с сожалением проводила его взглядом - жмот.
- Кар-р,
Больше чем уверена, что сороки обреченно переглянулись: "вот разоралась, птица-чернь". Согласно их Легенде, все птицы когда-то произошли от сорок, чем-то погрешив перед Метрью- Сорокой. Но вороны и вороны - самые главные "грешники". Вороны, согласно их Слову, свои белые пятна замарали людьми, а у воронов и того хуже все с перьями - возомнив себя самой лучшей, одна сорока в далекие времена решила, что и солнце ей по клюву. И захотела его проглотить, для чего и взлетела ввысь, да так высоко, что опалила свои перья, и стала вся черная. От той самой сороки и ведут свой род вороны. Ересь, конечно.
Все и не так было. От досады я снова каркнула, снялась с ветки и медленно поплыла в воздухе, выискивая местечко получше. Или еды какой.