Ночь застилала просторы этого тёмного мира, что казалось солнце никогда не появляется в этих местах. На темном бархате ночного небо медленно и величественно плыли три луны - одна красная, как кровь; вторая белая, как молоко; а третья бледно-желтая, будто кошачий глаз.

Ночь застилала просторы этого тёмного мира, что казалось солнце никогда не появляется в этих местах. На темном бархате ночного небо медленно и величественно плыли три луны - одна красная, как кровь; вторая белая, как молоко; а третья бледно-желтая, будто кошачий глаз. Каждая была разного размера, бледно-жёлтая - самая большая. Вдали виднелись багряные звезды, ничего не освещающие своим сиянием.

Ночь застилала просторы этого тёмного мира, что казалось солнце никогда не появляется в этих местах. На темном бархате ночного небо медленно и величественно плыли три луны - одна красная, как кровь; вторая белая, как молоко; а третья бледно-желтая, будто кошачий глаз. Каждая была разного размера, бледно-жёлтая - самая большая. Вдали виднелись багряные звезды, ничего не освещающие своим сиянием. Хотя видно было многое. Например, гигантскую крылатую тень израненого виверна, устало и неровно бреющего в вышине, а за ним - погоню.

Ночь застилала просторы этого тёмного мира, что казалось солнце никогда не появляется в этих местах. На темном бархате ночного небо медленно и величественно плыли три луны - одна красная, как кровь; вторая белая, как молоко; а третья бледно-желтая, будто кошачий глаз. Каждая была разного размера, бледно-жёлтая - самая большая. Вдали виднелись багряные звезды, ничего не освещающие своим сиянием. Хотя видно было многое. Например, гигантскую крылатую тень израненого виверна, устало и неровно бреющего в вышине, а за ним - погоню. За беднягой гнались огненные птицы, напоминающие фениксов. Они щёлкали своими красными клювами, оповещая сбежавшего о скорой расправе.

Ночь застилала просторы этого тёмного мира, что казалось солнце никогда не появляется в этих местах. На темном бархате ночного небо медленно и величественно плыли три луны - одна красная, как кровь; вторая белая, как молоко; а третья бледно-желтая, будто кошачий глаз. Каждая была разного размера, бледно-жёлтая - самая большая. Вдали виднелись багряные звезды, ничего не освещающие своим сиянием. Хотя видно было многое. Например, гигантскую крылатую тень израненного виверна, устало и неровно бреющего в вышине, а за ним - погоню. За беднягой гнались огненные птицы, напоминающие фениксов. Они щёлкали своими красными клювами, оповещая сбежавшего о скорой расправе. Рядом кружили сферы всех элементов. Ящер жадно проглотил ближайшую - ярко-синюю, тихонько журчащую сферу воды, а затем отправил струю ледяной воды прямо в птиц.

Ночь застилала просторы этого тёмного мира, что, казалось, солнце никогда не появляется в этих местах. На темном бархате ночного неба медленно и величественно плыли три луны - одна красная, как кровь; вторая белая, как молоко; а третья бледно-желтая, будто кошачий глаз. Каждая была разного размера, бледно-жёлтая - самая большая. Вдали виднелись багряные звезды, ничего не освещающие своим сиянием. Хотя видно было многое. Например, гигантскую крылатую тень израненного виверна, устало и неровно бреющего в вышине, а за ним - погоню. За беднягой гнались огненные птицы, напоминающие фениксов. Они щёлкали своими красными клювами, оповещая сбежавшего о скорой расправе. Рядом кружили сферы всех элементов. Ящер жадно проглотил ближайшую - ярко-синюю, тихонько журчащую сферу воды, а затем отправил струю ледяной воды прямо в птиц. Ещё - феникса, только что начавшего меняться, сбрасывать свою старую шкуру и превращаться в птенца, дабы прожить ещё одну жизнь. Виверну удалось вырваться вперёд, спасаясь от фениксов, но сил оставалось мало, чтобы лететь достаточно быстро, дабы оторваться от погони.

Ночь застилала просторы этого тёмного мира, что, казалось, солнце никогда не появляется в этих местах. На темном бархате ночного неба медленно и величественно плыли три луны - одна красная, как кровь; вторая белая, как молоко; а третья бледно-желтая, будто кошачий глаз. Каждая была разного размера, бледно-жёлтая - самая большая. Вдали виднелись багряные звезды, ничего не освещающие своим сиянием. Хотя видно было многое. Например, гигантскую крылатую тень израненного виверна, устало и неровно бреющего в вышине, а за ним - погоню. За беднягой гнались огненные птицы, напоминающие фениксов. Они щёлкали своими красными клювами, оповещая сбежавшего о скорой расправе. Рядом кружили сферы всех элементов. Ящер жадно проглотил ближайшую - ярко-синюю, тихонько журчащую сферу воды, а затем отправил струю ледяной воды прямо в птиц. Ещё - феникса, только что начавшего меняться, сбрасывать свою старую шкуру и превращаться в птенца, дабы прожить ещё одну жизнь. Виверну удалось вырваться вперёд, спасаясь от фениксов, но сил оставалось мало, чтобы лететь достаточно быстро, дабы оторваться от погони. Огромная рептилия сложила крылья и легко нырнула в каньон белой стрелой, оставив преследователей в недоумении кружить над трещиной в земле, тщетно выжидая, пока жертва выявит себя. Всё удалось!

Ночь застилала просторы этого тёмного мира, что, казалось, солнце никогда не появляется в этих местах. На темном бархате ночного неба медленно и величественно плыли три луны - одна красная, как кровь; вторая белая, как молоко; а третья бледно-желтая, будто кошачий глаз. Каждая была разного размера, бледно-жёлтая - самая большая. Вдали виднелись багряные звезды, ничего не освещающие своим сиянием. Хотя видно было многое. Например, гигантскую крылатую тень израненного виверна, устало и неровно бреющего в вышине, а за ним - погоню. За беднягой гнались огненные птицы, напоминающие фениксов. Они щёлкали своими красными клювами, оповещая сбежавшего о скорой расправе. Рядом кружили сферы всех элементов. Ящер жадно проглотил ближайшую - ярко-синюю, тихонько журчащую сферу воды, а затем отправил струю ледяной воды прямо в птиц. Ещё - феникса, только что начавшего меняться, сбрасывать свою старую шкуру и превращаться в птенца, дабы прожить ещё одну жизнь. Виверну удалось вырваться вперёд, спасаясь от фениксов, но сил оставалось мало, чтобы лететь достаточно быстро, дабы оторваться от погони. Огромная рептилия сложила крылья и легко нырнула в каньон белой стрелой, оставив преследователей в недоумении кружить над трещиной в земле, тщетно выжидая, пока жертва выявит себя. Всё удалось!
Виверн устало приземлился на сухое, каменистое дно каньона, а затем, качнувшись, вдруг потерял сознание и сполз по шершавой стене.
Темнота и неизвестность окружили виверна, лишь бег, бег, спасенье, и было не возможно понять сон это или реальность.

Ночь застилала просторы этого тёмного мира, что, казалось, солнце никогда не появляется в этих местах. На темном бархате ночного неба медленно и величественно плыли три луны - одна красная, как кровь; вторая белая, как молоко; а третья бледно-желтая, будто кошачий глаз. Каждая была разного размера, бледно-жёлтая - самая большая. Вдали виднелись багряные звезды, ничего не освещающие своим сиянием. Хотя видно было многое. Например, гигантскую крылатую тень израненного виверна, устало и неровно бреющего в вышине, а за ним - погоню. За беднягой гнались огненные птицы, напоминающие фениксов. Они щёлкали своими красными клювами, оповещая сбежавшего о скорой расправе. Рядом кружили сферы всех элементов. Ящер жадно проглотил ближайшую - ярко-синюю, тихонько журчащую сферу воды, а затем отправил струю ледяной воды прямо в птиц. Ещё - феникса, только что начавшего меняться, сбрасывать свою старую шкуру и превращаться в птенца, дабы прожить ещё одну жизнь. Виверну удалось вырваться вперёд, спасаясь от фениксов, но сил оставалось мало, чтобы лететь достаточно быстро, дабы оторваться от погони. Огромная рептилия сложила крылья и легко нырнула в каньон белой стрелой, оставив преследователей в недоумении кружить над трещиной в земле, тщетно выжидая, пока жертва выявит себя. Всё удалось!
Виверн устало приземлился на сухое, каменистое дно каньона, а затем, качнувшись, вдруг потерял сознание и сполз по шершавой стене.
Темнота и неизвестность окружили виверна, лишь бег, бег, спасенье, и было не возможно понять сон это или реальность.
Он очнулся от того, что разгоряченного лба(человеческое тело?!) коснулись холодные пальцы, затем мокрая тряпка. Тело ныло, разум не соображал.